Хочу, чтоб не было войны

  Вы когда-нибудь представляли себя на месте обыкновенного солдата, идущего в атаку или оказавшегося в окружении, на допросе в фашистских застенках, концлагере? Что бы вы испытали, обнаружив вместо своего дома тлеющие руины, потому что в него попала вражеская бомба? Что почувствовали, если бы потеряли на войне самых родных людей? Трудно, наверное, это представить тому, кто не испытал подобное.

Были ли вы когда-нибудь в Хатыни, белорусской деревне, где из 150 мирных жителей спаслись лишь три ребенка, где всё напоминает о страшной трагедии войны, где непрекращающийся звон колокола не дает ни на секунду забыть об этом? Что может чувствовать человек после увиденного и услышанного там?
А приходилось ли вам спускаться в окопы, бывать в землянке, чтобы чуть-чуть почувствовать войну?
Невольно задумываешься над тем, как же могли выжить в таких условиях люди, выжить без того, без чего жить невозможно, и какой ценой досталась Великая Победа.
Что современные школьники знают о войне, о подвиге нашей страны, мужестве, отваге и доблести соотечественников, о боли прожитых дней, которая до сих пор не утихает в сердцах ветеранов и всех тех, кого коснулись ужасы войны? Как чтят память погибших? Какие вопросы задают себе?
Об этом нам рассказывают участники литературного конкурса «Я – писатель».

Цоцорин Юрий из 11 класса Поповской средней общеобразовательной школы с.Поповка Корочанского района Белгородской области и его стихотворение

Огненные года

Дутка Каролина из 9«Б» класса Бендерской гимназии №2 г.Бендеры Приднестровья и ее сочинение

О чём поведал мне "Вечный огонь?"

Давно, ещё с раннего детства, я мечтала побывать в городе-герое Одесса, о котором так часто мне рассказывала моя прабабушка Таня. В годы Великой Отечественной войны она участвовала в партизанском движении Украины и была в числе "народных" мстителей, вместе с которыми ей довелось пройти суровую школу борьбы с немецкими оккупантами. Мужество и героизм партизан и подпольщиков во имя спасения Одессы от врага вписаны яркой страницей в летопись Великой Отечественной войны.
Мне захотелось своими глазами увидеть эти героические места, где жили и сражались партизанские отряды и подпольщики во время II Мировой войны, пройти по одесским катакомбам и побывать на Аллее Славы вместе с моей бабулей.
И вот - мы в Одессе. Наша поездка в этот город-герой связана с главным майским праздником - днём Великой Победы, праздником, который мы все обязаны чтить и помнить.
Мы подъезжаем к селу Нерубайское. Впереди - катакомбы - огромный лабиринт, который является неотъемлемой частью истории Одессы и незабываемой частью жизни моей прабабушки Тани. Именно отсюда, из нерубайских катакомб, был нанесён партизанский удар по гитлеровцам в самый первый день оккупации города. 907 дней продолжалась схватка партизан с врагом. Но и в бою, и под жесточайшими пытками эти люди были тверды как камень.
С огромным волнением я всматриваюсь в мужественные лица бойцов партизанского отряда, изображённых в скульптурной композиции "Народные мстители". Тут же, вблизи памятника, величественно возвышается стела, на которой высечены несколько памятных строчек о жизни подпольщиков:


Мы с бабулей входим в Музей партизанской Славы. Я стараюсь внимательно рассмотреть здесь каждый экспонат, который переносит меня мысленно в те суровые времена, когда осаждённый город вступил в неравный поединок с фашистами. Но даже в тех жесточайших условиях подпольщики и партизаны вселяли в жителей Одессы веру в победу. Сами же солдаты подземной войны восемь месяцев не видели не только солнца, но даже дневного света.
Я была потрясена всем, что увидела и услышала, - ведь эти люди не просто выстояли. Они мужественно сражались с врагом во имя того, чтобы над Одессой светило яркое мирное солнце, которого им самими так тогда не хватало. Я горжусь, что среди этих отважных солдат была и моя бабуля Таня.
Но вот мы подходим к Аллее Славы и медленно ступаем на опалённую огнём и политую кровью землю города-героя Одессы. Перед нами - величественный мемориал Славы и Вечный огонь людской памяти. В гранитной пятиконечной звезде маленькие язычки живого пламени - символа жизни. Этот негасимый Вечный огонь, как точно тот огонь любви к Отчизне, который пылал в сердцах защитников родной земли. Я понимаю, что никогда не утихнет боль утрат и скорбь по погибшим. Но без их героической жизни, отданной за Родину, не было бы и Победы. В пламени Вечного огня и в моём сердце навсегда сохранится память о бессмертных подвигах тех, кто боролся за наше счастье.
Мы стоим на этом священном месте, смотрим на Вечный огонь и плачем. Плачут все, кто стоит рядом с нами: мужчины, женщины, дети. Я не стыжусь своих слёз. Это - слёзы радости, потому что мне посчастливилось родиться в спокойное мирное время, а слёзы горя о тех, кто погиб и не вернулся домой. Этот Вечный огонь я не забуду никогда. Он мне многое дал, о многом поведал. Сегодня здесь очень много цветов. Это - дань уважения всем солдатам подземной войны, а, значит, и моей бабулечке, которую я очень люблю. Я стану взрослой, но память о героическом прошлом партизан и подпольщиков одесских катакомб будет всегда жить во мне и гореть таким же негасимым огнём в моём сердце.


Нуртдинова Диляра из 10«Б» класса средней общеобразовательной школы №2 г.Лениногорска республики Татарстан и ее рассказ

Загадка

Белый дом стоял в низине, между высоких холмов. Были здесь еще дома, добротные, двух- и трехэтажные. Были простые бревенчатые срубы, еще совсем новые, обшитые доской, пахнущие смолой; они заставляли засмотреться на резные, еще не выкрашенные наличники окон и двери крыльца. Были кирпичные гиганты самых разных форм, но все неизменно в бело-красных, просто красных и песочных тонах, однообразно повторяющихся за приторно-красивыми коваными решетками оград.
И был этот белый дом. Кипельно-белый.
Когда я забирался на холм в солнечную погоду, среди пестрого безобразия, расположившегося внизу, я видел только светящийся белый дом.
Последние годы своей жизни мой дед провел в этом доме, и весь его мир, когда-то огромный и необъятный, собрался в этих белых стенах и в огромном саду рядом с домом. Отсюда он уже никогда не выезжал, и даже за ворота сада он выходил крайне редко.
Я помню, как любил этот сад, мягкую траву и облака, на которые смотрел, лежа в этой траве, сквозь зеленые ветви яблонь, вишен, слив.
Я помню, как жаль мне было соседей моего деда только оттого, что в их садах рос стриженый, ничем не пахнущий газон, оттого, что в их садах росли бесплодные, диковинные деревья, которые даже не цвели, а только угрюмо, а порой даже жалостливо тянули свои отмерзшие, не привыкшие к нашим зимам, ветви. В саду деда росли только полевые травы, но они никогда не превращались в бурьян.
Мне тогда было пятнадцать. И я, наверно, еще многого тогда не понимал. Слишком многого…
И я часто не понимал своего молчаливого деда, когда выкатывал его коляску в сад. Я ложился в траву и смотрел в небо. Дед закрывал глаза и, казалось, засыпал.
Я знал, что он не спит. О чем он думал тогда, когда я смотрел в небо и еще совсем не знал, что такое жизнь? Знал это только он, а теперь не знает никто.
Иногда я спрашивал его, как это было, там, на войне, в далеком прошлом.
Он отвечал всегда коротко и непонятно.
- Не прошлое. Снится каждый день.
- Как это – жить после войны, после смерти? – спрашивал я.
- Кто-то жалуется. А я живу. Мне хорошо.
Мне казалось, что во всем свете нет никого мудрее. Иногда он говорил просто, зная, что я еще ребенок, что мне нужно все объяснять прежде, чем я пойму. Я боялся его, хотя он чаще только улыбался или усмехался. Я никогда не видел его угрюмым. И все же я его боялся. Теперь я понимаю, что испытывал страх перед неизведанно великой массой его мудрости, мне казалось, что эта масса может меня раздавить. Как муравья.
- До войны я не лежал в траве, как ты. На войне лежал. То в траве, то в трясине, то на сосновых иголках, то на снегу, - однажды разговорился дед. – Сейчас я не могу лежать в траве. А если бы мог, все равно не лежал бы.
- Почему?
- Я с детства не любил насекомых. А в траве их много. - Он усмехнулся. – А жизнь, Антон, она проста, настолько проста, что даже понять эту простоту нам не хватит ума. Наш ум настолько извращен, настолько измучен нашей собственной же глупостью. Знаешь, кто мудрее всех на свете?
- Кто? – я загорелся любопытством и взглянул на деда снизу, из своей любимой душистой травы, на его умное старое лицо. Он по-прежнему не открывал глаз.
- Дети. Любой ребенок. Лет этак до семи.
Я не спросил его, почему он так считает. Все равно не понял бы.
- Во время войны детей не было. Не было детства. Я видел среди этих маленьких людей взрослых людей, поседевших уже с пяти лет, с пяти лет заботящихся о семье. Во время войны не было мудрых. А все по нашей вине, вине взрослых и глупых, убивающих друг друга.
Я видел, как дети стреляли, как дети взрывали. И это уже были не дети. Я видел, как люди убивали детей и женщин. И это были уже не люди, - очень тихо договорил он.
Мы немного помолчали.
- Сейчас вам, молодым, твердят, что надо помнить, надо быть благодарными. Да, надо. Надо быть благодарными. Но все равно забудете. Так оно должно быть. Не надо помнить эту кровавую историю. Забыть пора, простить.
Я не знал, почему он так говорит. Не гордился он что ли, победой России? Или больно было вспоминать? Это сейчас я знаю. Я знаю, что он частенько говаривал о том, что добро с кулаками не бывает, что кровь за кровь – это удел неразвитых политиков, гонящих на смерть собственные народы.
Но как же быть, если тебя режут, - неужели стоять и спокойно принимать смерть? Когда убивают таких же, как ты, когда рушат твой родной дом? Ведь нужно ответить, дать отпор.
Мой дед сказал бы, что нам в этом не разобраться никогда, что черное и белое могут отличить только дети, а нам, взрослым, все кажется серым, соединяющим и черное, и белое.
Он говорил, что нет ничего лучше тишины. И всегда говорил, что тишина – это память его погибшим друзьям и врагам, ведь и враги были людьми, ведь и они не хотели на войну. Тишина – это победа. Он рассказывал, что не слышал никакого грохота маршей, криков ура, всеобщего ликования в тот самый день. У него в душе было так пусто, как в глубоком высохшем колодце, в голове так тихо, что он все боялся, не оглох ли он.
Он умер тихо, так же, как и жил. Незаметно. Это было зимой, мы сидели в его теплой комнате, я что-то рисовал, а он говорил. Говорил много, словно боялся не успеть, подставлял свои глаза под яркие зимние лучи солнца, бьющие в окно, но не жмурился: он плохо видел. Дед говорил про детей. Он все хотел, чтобы я понял их, понял жизнь. Он понял жизнь на войне, а я жил в мирное время, значит, мог и не понять. А это важно было для него, чтобы я понял, чтобы жил не просто так.
Он замолк, закрыл глаза, склонил голову немного набок, улыбнулся, и рука его, сжимавшая мою, ослабла.
Я знал, что это означало. Я крепко сжал его руку, посмотрел еще раз на его лицо, улыбающееся, доброе. Он ушел с улыбкой, несмотря на свою трудную жизнь, прошлое, превращавшееся в настоящее в каждом сне, каждый день.

Прошло уже шесть лет. Я лежу в траве, рядом со мной плетет венок моя пятилетняя племянница.
- Что это? – спросил я у нее, протянув ей сорванную ромашку.
Она засмеялась.
- Ты что, не знаешь? Какой ты глупый, это же цветок! Ромашка!

Дети! Маленькие, мудрые существа! А ведь мой дед знал, что будут времена, когда дети будут детьми, он старался, чтобы такие времена наступили. Мы ведь глупые, мы не видим корня, не видим сладкого ядрышка жизни через бесполезную, придуманную нами же массивную, сложную, блестящую обертку. А дети? Они видят.
Дедушка! Я стою у стены твоего дома, ставшего теперь полностью моим. Может, ты видишь нас оттуда, с неба, видишь меня, знаешь, что я понял, знаешь, что ты не зря проливал кровь, хоть и корил за это себя всю свою жизнь. Видишь, как твоя правнучка обвиняет меня в моей глупости, в моем взрослом непонимании сущности окружающего мира.
Все не зря! И мир сегодня таков, каков он есть. А в голове так тихо-тихо… Тишина…


Абрамова Мария из 6 класса средней общеобразовательной школы №3 г.Шумиха Курганской области и ее рассказ

Шалость

Шестилетнего Димку мама везет к бабушке, потому что в садике снова карантин. Димка был доволен.
Димка в первую очередь важно прошел на кухню, где вдоволь наелся свежеиспеченными блинами с клубничным вареньем. Бабушка осталась хлопотать на кухне, а Димка пошел в комнату найти себе хоть какое-нибудь занятие, пока бабушка не освободится.
Проходя мимо кабинета деда он заметил, что дверь приоткрыта (обычно она заперта на ключ). Внук заглянул туда. Вдоль стен тянулись огромные стеллажи с книгами, сверкая корешками переплетов. Большой письменный стол гордо стоял около окна. Пара мягких кожаных кресел дополняла скромный интерьер, да настольный абажур, словно глобус, поглядывал на мальчика. Димка прошел к столу и забрался на неуклюжий стул. На столе лежали какие-то исписанные листки бумаги. Димка повертел их и не нашел ничего в них интересного. Пробежав взглядом по боковой части стола, он увидел выдвижные ящички и выдвинул самый верхний. Там было много мелких предметов, названия и их предназначения он не знал. Пошарив в глубине ящика, он нащупал большой предмет и тут же вытащил на свет. Это была деревянная шкатулка, светло-коричнево цвета. Димка повертел ее и, догадавшись, как она открывается, через несколько минут увидел содержимое шкатулки. Желтые старые сложенные треугольником письма, черно-белые фотографии с обтрескавшимися краями. Мальчик разглядывал снимки, там были дяденьки в военной форме. На некоторых снимках невозможно было разглядеть людей, фотографии пожелтели от времени. На дне шкатулки в серой тряпице лежала маленькая коробочка. Димка расстроенный, что для него ничего интересного не нашлось в этой шкатулке, с надеждой схватил коробочку и поспешил поскорей открыть ее. Он дернул крышку, и коробочка, не ожидая такого натиска, выпала из рук малыша. Все содержимое, позвякивая, упало на пол. Димка поднял предмет, повертел его в руках и нечаянно уколол палец. Капельки крови выступили из ранки, от обиды на эту вещь он забрался на подоконник, открыл форточку и швырнул ее вниз. Затем он вышел из кабинета, заглянул на кухню, где бабушка была до сих пор занята.
- Баб, мне скучно. Когда ты освободишься? – плаксиво проговорил внук.
- Скоро, миленький, скоро, – она поцеловала его в макушку и выпроводила с кухни. - Скоро деда вернется, надо будет накормить.
Димке ничего не оставалось делать, как снова вернуться в дедушкин кабинет. Там он продолжил поиски, нашел цветные карандаши, аккуратно подточенные, и стал разрисовывать старые фотографии, подрисовывая кому бороду, кому очки. Скоро все фотографии были разрисованы, и Димка, чтобы не скучать, стал из старых пожелтевших листочков делать самолетики и пускать их в воздух. Листочков хватило и на пару корабликов. Димке пришла идея испытать кораблики на прочность, и он поспешил в ванную комнату, чтобы увидеть, как они будут плавать. Он схватил их и побежал. В ванне не было воды, а мальчик видел, как мама наполняет ее и сделал точно так же; через несколько минут воды было уже достаточно, чтобы на воду отправить свою эскадру. Бумажные кораблики не хотели плыть и шли почему-то ко дну.
Димка не слышал, как хлопнула дверь и вернулся дед. Он хотел помыть руки и застал внука за его увлечением.
-Ты что тут делаешь?- разглядывая кораблики внука, спросил он.
-Играю,- гордо ответил Димка.
Дед оторопел, в корабликах он распознал свои реликвии и пулей вылетел из ванной, и устремился в свой кабинет. С порога он увидел деяние внука. От такого варварства внутри у него словно что-то оборвалось, он прижал левую руку к сердцу и стал хватать воздух полным ртом. Он пытался что-то сказать, но из-за рта доносились лишь сиплые звуки. На шум прибежала бабушка, и вскрикнув, стала помогать деду. Испуганный внук убежал в комнату и спрятался в шкаф.
«Скорая» быстро приехала по вызову и долго хлопотала вокруг деда, что-то не понятное для Димки. Он так и не осмелился выйти из своего укрытия и наблюдал за происходившим в щелку. Запах специфических лекарств разносился по квартире. Вскоре все стихло.
- Дима, внучек ты, где? - звала Димку бабушка.
Внук боялся подать голос и покидать свое убежище.
- Вылазь, ведь все равно найду, – продолжала поиски внука бабушка. - Ах, вот ты где! – нашла внука бабушка.
Внук заревел и стал упираться, боясь жестокого наказания. Но в голосе у бабушки не было ноток гнева. Поэтому немного посопротивлявшись, он выбрался из своего укрытия.
- Деду стало легче, пойди к нему и попроси прощения.
Внук тихонько подошел к деду и, сам не понимая за что он должен просить прощения, тихо-тихо произнес:
- Деда, прости меня, я больше так не буду.
Дед, лежавший на диване, посмотрел внуку в глаза, тяжело вздохнув, поведал следующее:
- Давно это было, я был вот таким же несмышленым пацаном, как ты, когда мой отец ушел на войну. Шли жестокие сражения. Тяжело приходилось нашим солдатам, да и тут в глубоком тылу было не сладко. Тебе этого сейчас не понять, что такое голод и горе, потерять близкого человека. Моя мама трудилась на заводе и ждала любой весточки с фронта. По несколько раз перечитывала долгожданное письмо мне вслух. Я знал, что мой отец на передовой и героически защищает нашу страну от захватчиков, поэтому стойко переносил тяготы военных дней, как мог, помогал матери, ведь отец писал в своих письмах, чтобы я был опорой матери. Но пришла беда в наш дом, получили мы похоронку: погиб наш отец смертью храбрых на подступах города Сталинграда. Горькими слезами оплакивала моя мать потерю, прижимая к груди письма и разглядывая фотографии, присланные отцом. А уже после окончания войны из военкомата нам принесли орден «Красной Звезды». Мой отец был посмертно награжден. Танкистом он был и немало подвигов совершил вместе со своим дружным экипажем. Вот так, внучек. Это не просто желтые старые листки бумаги, это письма. Фотографии, разрисованные тобой, хранили память о близком и дорогом мне человеке.
Димка покраснел от стыда и убежал в коридор, где он дал волю своим чувствам и горько расплакался, потому, что стало жалко погибшего прадеда. Бабушка его утешала..
Когда поток слез иссяк и лишь остались редкие всхлипывания, бабушка его умыла, и они пошли исправлять ошибки. Кораблики были взяты со дна ванны и высушены утюгом. Самолетики собраны. С фотографий бабушка аккуратно ластиком стерла рисунки внука. Затем одевшись, они пошли искать орден во двор. На их счастье, он отыскался очень быстро, и, обтерев его, они с гордостью положили его на место.
Димка успокоенный, что все удалось вернуть на свои места, пошел к деду:
- Деда мы с бабушкой все исправили. Положили на место, где все и было.
- Вот и славно, - вздохнул дед.
- Деда, а ты мне расскажешь еще про своего отца?
- Обязательно, только в другой раз. Хорошо?
Димка довольный и счастливый побежал играть.


Кобзарь Артем из 6 класса средней общеобразовательной школы с.Веселоярск Рубцовского района Алтайского края и его история

Я и не ожидал, что у нас в родне есть такие герои

Осень. Морозно. На улице опять моросит холодный дождь вперемешку со снегом, который падает на землю и схватывается в ледяную корку, и она, ломаясь под ногами, превращается в грязь. Кругом безлюдно, лишь одинокая, мокрая ворона сидит на тополе и противно горланит свое: "Кар!". На душе очень тоскливо от такой картины. И вот хлопнула дверь в избе, скрипнули половицы на кухне. Это зашла с улицы моя прабабушка Катя.
Громыхнув задвижкой печи, она поднесла спичку к заранее подготовленной топке, и в камине вспыхнул огонь. В доме стало сразу тепло и уютно. Отблески огня загадочно плясали на белоснежных стенах комнаты, словно хранили какую-то тайну.
Не зная чем заняться, я предложил бабе Кате посмотреть ее альбом со старыми фотографиями. Улыбнувшись, бабушка надела очки, достала из комода старый, потрепанный альбом, нежно протерла его своим фартуком, подвинула ближе к огню кресло, села в него поудобнее.
Я, прижавшись к своей бабуле, примостился рядом с ней. Баба Катя ласково провела по обложке альбома рукой, на минутку задумалась и открыла страницу, с которой смотрела на нас большая семейная фотография.
Листая страницу за страницей, бабуля рассказывала, кто был на том или ином снимке. И вот мой взор упал на одно из таких фото. Это была небольшая, пожелтевшая от времени, фотография. С нее смотрел на нас ясный, умный, строгий взгляд уже немолодого мужчины. Лицо его было худощавое, овальное. Небольшие миндалевидные глаза пронизывали своею добротой. Высокий, с двумя буграми лоб говорил о его большом уме, а тонкие, высоко поднятые брови - о его серьезности. Под нижней губой отчетливо выделялся глубокопосаженный шрам. Смягчал строгие черты лица коротенький острый прямой нос. Жидкие, гладкопричесанные темно-русые волосы завершали его портрет.
Одет он был в гимнастерку довоенного времени, на вороте которой красовались по четыре маленьких звездочки, что доказывало его высокое воинское звание.
Бабушка, заметив мое искреннее любопытство, произнесла:
- Эта фотография особенная. Она нам очень дорога. Этот мужчина , которого ты так долго и внимательно рассматриваешь, как и мы, Карбышев. Зовут его Дмитрий Михайлович. Он двоюродный брат твоего прапрадеда Михаила. Этому снимку уже более полувека. В далеком 1954 году мы с твоим прадедом Алексеем по приглашению своих родных Карбышевых побывали в Москве, где подробно узнали о трагической гибели генерела-лейтенанта, нашего родственника, замученного в лагере Маутхаузен в Австрии. Такой мучительной смерти не пожелаешь и врагу. Очень долго фашисты предлагали Дмитрию Михайловичу сотрудничать с ними, но он не предал Родину. И 17 февраля 1945 года в 5 часов вечера фашисты вывели группу военнопленных из 400 человек на сильный мороз, там был и Карбышев. Затем немцы всех погнали под ледяной душ. У стены, где проходила казнь, уже никто не шевелился. Дмитрий Михайлович обратился к заключенным с призывом: "Бодрее, товарищи! Победа за нами!". И тогда совсем озверевшие фашисты направили ледяной поток воды на Карбышева и лили до тех пор, пока он не превратился в ледяную глыбу. Дмитрий Михайлович не дожил до победы всего несколько месяцев. В 1946 году ему присвоили звание героя Советского Союза посмертно. Он стал символом несгибаемой воли и стойкости. И в память о нем мы взяли у родственников этот снимок, который навсегда поселился в нашем семейном альбоме.
Закончив свой рассказ, бабушка замолчала, а я долго смотрел на эту фотографию, не в силах перевернуть страницу альбома. Мысли роем кружились в голове. Баба Катя положила свою шершавую руку мне на голову и погладила.
- Ну, что, сынок, интересно? - спросила она.
- Да, я и не ожидал, что у нас в родне есть такие герои.
Бабуля помолчала, а затем добавила:
- Фотографии - это истории, судьбы, память каждого человека, и поэтому их нужно беречь и хранить.



Анастасия Стародубцева из 10«Б» класса средней общеобразовательной школы №68 г.Уфы со своей историей

А она все ждет

Первоклассник идет в школу, какая-то женщина торопится на работу, а бодрая старушка гуляет со своими внуками. Но ни один из них не может пройти мимо статуи, окруженной водой, не взглянув на нее. А что в ней такого особенного? Казалось бы, обычный кусок мрамора никому не известного скульптора. Душа, в ней есть душа – вот то, что отличает эту скульптуру от других.
Каменная женщина стоит уже много лет. Она словно жива, смотрит в даль и ждет кого-то. В ее глазах печаль, тоска, одиночество и надежда.
- Папа, смотри какая красивая тетя, но почему у нее такое грустное лицо? - спросил однажды малыш.
- Наверно, такой ее сделал художник, - ответил отец. - А еще, мой мальчик, есть такая история…
Был июнь 1941 года, началась Великая Отечественная война. Все, кто мог держать оружие в руках, отправились на фронт. Вместе со всеми ушли воевать самые близкие и дорогие этой женщине люди - ее муж и сын.
И вот настал день, когда мать пошла провожать своих мужчин. Они дошли до края деревни, и отец с сыном уехали.
Они обещали писать письма и обязательно вернуться. Но все это не могло утешить чуткое сердце женщины. Она стояла возле забора и плакала.
Стало смеркаться, подул ветер, пришла ночь. Женщина все смотрела туда, куда ушли ее родные. И лишь полная луна освещала ее печальное лицо. Несмотря на ужасную бледность и опухшие глаза, женщина была особенно красива. Коса давно растрепалась, и черные пряди нежно ложились на хрупкие плечи.
Настало утро. Теплые лучи солнца ласкали холодные руки, но они ничего не чувствовали. Знакомые уговаривали бедняжку вернуться домой и успокоиться. Но она осталась неподвижна, только слезы все текли и текли. Женщина понимала, что этим слезам никогда не остановиться.
Так пролетел день. Затем вечер. Ночь. Неделя. Пришла осень. Ни на опавшие листья, ни на холодный ветер, ни на разодранное летнее платье верная жена и мать не обращала внимание.
Прошел год, а она все ждет. Но нет новостей. Сердце женщины оледенело, взгляд устремился в одну сторону, глаза замерли.
И вот настал 1945г, закончилась война. Но ни муж, ни сын так и не вернулись. А она все стояла возле забора и не переставала плакать. Шли годы, и женщина превращалась в камень.
Сейчас она-статуя, стоящая посреди своих слез, пролитых за много лет. И все еще ждет…
- Как это печально, - ответил мальчик, пораженный необычной легендой. - Она сильно любила…


Патошин Тимур из 5«А» средней общеобразовательной школы № 46 г.Калуги и его стихотворение

Ему всего лишь девять лет

Сапогов Игорь из 9«Б» класса Кротовской средней общеобразовательной школы «Образовательный центр» с.Кротовка Кинель-Черкасского района Самарской области и его рассказ

Судьба человека

В том памятном году весна в свой последний месяц была на редкость дружная и напористая. Ещё в конце апреля на обочинах дорог лежали глыбы жёсткого снега, Кутулук был покрыт ноздреватым вспухшим льдом, а уже через наделю не осталось никакого напоминания о снеге, и лёд на реке истаял, словно сахар в горячей воде. Дни наступили ветреные, но ярко-солнечные, жаркие для этого времени.
В один из таких майских дней наш класс пришёл в школьный музей Боевой Славы. Там нас встретил высокий, сутуловатый мужчина лет восьмидесяти. Он одними губами улыбался девочкам, за руку поздоровался с каждым мальчиком. Я, пожимая его большую, жёсткую руку, взглянул в его глаза, и мне стало что-то не по себе… Видали вы когда-нибудь глаза, словно присыпанные пеплом, наполненные такой тоской, что в них трудно смотреть? Вот такие глаза оказались у этого мужчины.
Нас провели в первую комнату музея, увешанную стендами с фотографиями, уставленную вдоль стен витринами с экспонатами. Посреди комнаты вытянулся длинный стол, мы расселись на стулья вдоль него, и Вера Александровна представила нам мужчину. Оказалось, это бывший директор нашей школы, основатель музея Боевой Славы Трухов Дмитрий Васильевич. Он уже давно на пенсии, но иногда приходит лично провести экскурсию по школьному музею, рассказать детям о войне и о себе.
Дмитрий Васильевич расположился во главе стола, некоторое время помолчал, потом глухо покашлял, заговорил, и мы все обратились в слух.

- Поначалу жизнь моя была обыкновенная. Сам я уроженец Оренбургской области, с тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения. Отец мой, Василий Петрович, участвовал в Первой мировой войне, был награждён двумя Георгиевскими крестами. Трудяга – каких поискать. Мать, Анна Михайловна, всё село лечила от любых болезней и хворей.
Наша семья жила трудно, но дружно. В числе первых родители вступили в колхоз. По утрам раньше всех просыпалась мама, потом будила остальных, кормила, собирала кого на работу, кого в школу. К 41-му году мои старшие брат и сестра уже работали, я учился в 9 классе, мечтал о том, куда пойду учиться после 10-го класса (увлекался тогда историей и рисованием).
А тут вот она, война! На второй день старшему брату пришла повестка из военкомата, на третий – проводили его на фронт. Ну, а мне пришлось школу заканчивать.
В 43-ем окончил я десятилетку. Направили меня на учёбу в Куйбышевское военно-пехотное училище. Через полгода окончил его в звании сержанта и попал в 37-ой воздушно-десентный корпус. В его составе в должности командира пулемётного отделения оказался я в июне 44-го на Карельском фронте. Только не пришлось мне долго повоевать.
Наш корпус должен был форсировать реку Свирь и продвигаться к границе с Финляндией. Представляете ли вы, что такое Карелия? Это сотни километров озёр, болот и лесов. Конечно, нас, десантников, обучали войне в таких условиях, но в жизни всё тяжелее оказалось. И потеряли бы мы немало товарищей в болотах, если бы не взаимовыручка солдатская.
Наступил день форсирования Свири, началась атака. Всё заранее было продумано, переправа подготовлена, нам лишь надо было в нужное время добраться до воды, в лодки сесть. Всего лишь… А немец-то обстреливал берега не переставая.
Вот бегу я вперёд, уже и лодки-плоты рядом, да только добраться до них мне не пришлось… Видно, из дальнобойного тяжёлый положил он возле нашего взвода. Не слыхал я ни разрыва, ничего, только в голове будто что-то лопнуло, и больше ничего не помню. Как остался я живой тогда, - не понимаю, и сколько времени пролежал в старой воронке, не соображу. Очнулся, а встать на ноги не могу: голова у меня дёргается, всего трясёт, в глазах темень, ничего не слышу, и боль во всём теле такая, как, скажи, меня двое суток подряд били чем попадя. Долго я по земле на животе елозил, а встать не могу. Иногда опять сознание потеряю, очнусь и снова ничего не пойму, где я и что со мной стряслось. Память-то мне начисто отшибло.
Поздно вечером наткнулись на меня санитары соседнего корпуса, в санбат оттащили. Долго я по госпиталям мыкался. Раны подлечили, память ко мне вернулась, и сразу же я написал письмо домой.
А недели через три получил письмо из родной Вязовки. Пишет мне отец мой, Василий Петрович. Не дай Бог никому таких писем получать!.. Сообщает он, что ещё три месяца назад погиб на фронте мой старший брат, а месяц назад получили они похоронку на меня… Ну, пишет, не выдержала мать горя такого, похоронили её недавно…
Рассказчик на минуту умолк.
- Что же дальше? – зашептали мы.
- Дальше-то? – уже иным, прерывистым и тихим голосом отозвался Дмитрий Васильевич. – Дальше врачи сообщили мне, что с моим ранением дорога на фронт закрыта. Уж походил я по разным инстанциям, чтобы разрешили мне вернуться на фронт. И добился своего: признали меня годным к нестроевой службе.
В 45-ом демобилизовался, поступил в Бугурусланский пединститут: решил стать учителем, чтобы учить детей жить в мире, не повторять ошибок прошлого. В 47-ом начал работать в школе, тогда же женился. Сначала работал в разных школах. А последние 28 лет (до самой пенсии) – директором железнодорожной школы № 47 станции Кротовка. Построил вот эту самую школу, где вы сейчас учитесь. Правда, за эти годы потерял почти всех близких. Остались сын да внучка, но вижу их редко. С вами, ребятами, душой отогреваюсь.
Потом мы целый час ходили по музею, слушали рассказы Дмитрия Васильевича о его однополчанах и земляках, рассматривали пожелтевшие письма и фотографии, экспонаты, примеряли противогазы и парашюты.
Я смотрел на Дмитрия Васильевича и видел, как постепенно теплели его глаза, смягчалась улыбка, крепчал голос: общаясь с нами, он словно молодел и набирался новых сил. А сам думал: «Это и есть русский человек, человек несгибаемой воли, который в своей школе воспитал немало тех, кто может всё вытерпеть, всё преодолеть на своём пути, если к этому позовёт их Родина».


Всегда помните: война – это страшно. Скольких она унесла с собой, сколько тел и душ изувечила!?
Берегите мир на Земле.

Не забывайте, пожалуйста, оставлять в комментариях свои отзывы о творчестве конкурсантов. Они будут учтены жюри.